Лечить онкологию в Израиле или России, лечиться дома или получить медицинскую помощь за границей - сугубо индивидуальное решение. Однако возможность выбора порой ставит в тупик.

Ниже приведены некоторые факты, которые расскажут правду о лечении онкологии за границей и в России, это поможет сберечь драгоценное время.

По статистике каждую минуту одному жителю России ставят диагноз "рак". Если положение не изменится, через 10-15 лет количество больных онкологией увеличится на 20-25%. Онкология в Израиле по всем типам заболевания и стадиям достигает высокого уровня общей выживаемости.

Онкология Израиля и России в цифрах

В Израиле 48 больниц общего профиля, практически во всех имеются специализированные онкологические клиники или онкологические отделения. В израильских клиниках обслуживаются 200 тысяч онкобольных.

В Москве 26 онкологических диспансеров, в Санкт-Петербурге - 6, в краевых и областных центрах - по 1-2. Всего в России приблизительно 120 больниц на 3 млн. онкобольных.

Израиль находится на 4 месте в международном рейтинге эффективности систем здравоохранения. Эффективность оценивалась по продолжительности жизни, абсолютных расходов на сферу медицины, доли расходов на медицину в ВВП страны. Россия занимает 130 место в этом рейтинге.

Израиль входит в десятку стран с самым высоким уровнем расходов в сфере медицине (в перерасчете на душу населения). Финансирование медицины в России на одного человека 3,3 евро (по расчетам в странах Евросоюза каждого гражданина необходимо в среднем по 10 евро).

Диагностика онкологии в клиниках Израиля и России

Главная проблема системы здравоохранения в России - постановка диагноза. В большинстве случаев злокачественную опухоль врачи обнаруживают лишь на 3-4 стадии, когда у человека мало шансов на выздоровление.

Также некоторым пациентам с онкозаболеванием (более 20% от всех случаев) врачи ставят не точный диагноз.

Лечение онкологии в Израиле предусматривает применение современной аппаратуры для диагностики. Оснащенность израильских больниц современным оборудованием исключает вероятность ошибки и позволяет провести наиболее эффективное лечение.

Также в Израиле очень высок профессионализм медицинского персонала. Эти факторы способствуют тому, что сегодня выживаемость онкобольных в Израиле составляет более 80%. Именно такой процент пациентов преодолевают 5-летнюю выживаемость после лечения. Во многих случаях болезнь вылечивается полностью, особенно это касается раннего выявления онкологии.

Правильный диагноз - основа правильного лечения. Такого принципа придерживаются в онкологических отделениях израильских клиник. Нередко пациентам рекомендуют пройти обследование в Израиле, после постановки точного диагноза можно вернуться на Родину и продолжить лечение дома.

Израильская и российская онкология

В России каждый год регистрируется 500 тысяч случаев заболевания раком. И тем не менее в 2015 году была закрыта национальная онкологическая программа, по которой закупались необходимые лекарства и оборудование и лекарства.

Израиль - одна из лидирующих в мире стран с высокоразвитой медициной. Показатели эффективности лечения онкологии одни из самых высоких. Это обусловлено большим количеством клинических исследований, современной аппаратурой для диагностики, созданию и внедрению инноваций.

Государство заботится о сфере здравоохранения, вкладывая значительные финансовые средства в развитие медицинских разработок в области лечения рака.

В Израиле много онкологов мирового уровня. Важно понимать, что лечение онкологии - это работа не одного врача, а целой команды специалистов из разных областей медицины.

Стоимость лечения онкологии в Израиле и России

В израильских клиниках ценовая политика формируется на основе тарифов, которые рекомендованы Министерством здравоохранения, в то время как цены российских больниц характеризуются широким диапазоном. Это происходит из-за колебаний российских прейскурантов в зависимости от конкретной клиники и города.

Госпитализация в российской государственной онкологической больнице в среднем будет стоить от 30 до нескольких сотен тысяч рублей. Стоимость госпитализации в израильской клиники при лечении онкологии составляет от 600$. Проведение операции по удалению опухоли в России стоит от 40 тысяч рублей. Хирургическая операция в Израиле (в зависимости от локализации новообразования, типа опухоли и сложности операции) будет стоить от 8000$.

К стоимости лечения рака в России также следует добавить покупку лекарственных средств и 3-5 тысяч "благодарности" медицинскому персоналу. А в частных клиниках страны стоимость лечения порой превышает стоимость лечения в заграничных онкологических отделениях. На ранних стадиях онкологии курс химиотерапии в частной клинике будет стоить 250-300 тысяч рублей. На II и III стадиях рака годовое лечение может стоить миллионы рублей.

Успех лечения напрямую зависит от того, когда пациент обратился к врачу за помощью. При своевременном обнаружении опухоли на ранней стадии и операции по ее удалению, стоимость лечения онкологии в Израиле будет гораздо меньше. Стоимость хирургической операции по удалению опухоли в Израиле будет стоить 10-25 тыс. долларов.

Почему лечение онкологии в Израиле предпочтительно среди пациентов из России и стран СНГ?

• Оптимальное соотношение качества и цены медицинских услуг. Стоимость лечения онкологии в Израиле при высоком качестве медицины сравнительно невелика: примерно на 35-45% ниже, чем в США и на 25-35% ниже, чем во многих европейских странах.
• Русскоязычная среда . Около трети населения Израиля говорит по-русски. В любой бльнице обязательно есть русскоязычные санитарки и медсестры, а среди ведущих израильских врачей немало русскоязычных. У человека не возникнет языковых проблем и вне стен больницы: в большинстве супермаркетов и кафе есть русскоязычный персонал.
• Безвизовый режим . Для граждан из России и Украины не требуется виза для приезда на лечение в Израиль.
• Удобное транспортное сообщение и расположение . Полет на самолете занимает всего несколько часов.
• Мягкий климат способствует быстрому восстановлению после операции. Немаловажная часть лечения онкологии в Израиле - возможность много времени проводить на свежем воздухе и дышать целебным морским воздухом.
• Уникальные свойства Мертвого моря - природной здравницы. Пребывание и лечение здесь показано при многих болезнях, в том числе кожных заболеваниях, болезнях суставов, нервной системы, органов дыхания и т.п.

Так все же какую страну выбрать?

На основе приведенных данных можно сделать вывод, что более эффективное и . Этому способствуют высокие стандарты медицины в стране, современное оборудование, разработки, опыт врачей.

Эти данные подтверждаются высокой выживаемостью после лечения рака. Также израильские клиники придерживаются официальных цен на лечение, от пациента ничего не утаивают, обо всем предупреждают заранее.

Медицинский центр "Izmedic" поможет в организации диагностики и лечения онкологии в клиниках Израиля. Мы полностью возьмем на себя все организационные вопросы - от поиска врачей и клиники до заказа авиабилетов, бронирования жилья и сопровождения. Мы позаботимся, чтобы Ваша поездка была приятной, а лечение - максимально эффективным.

Рак - серьезное заболевание, но не приговор, особенно если вы находитесь в руках у настоящих специалистов!

Илья Фоминцев, врач-онколог, исполнительный директор Фонда профилактики рака

— Илья Алексеевич, давайте начнем вот с какого вопроса: ото всех, кто в последние годы высказывался по теме онкологии, слышу, что у нас, в принципе, все лечат. Да, менее комфортно, но вполне на мировом уровне. И только вы говорите, что рак лучше ехать лечить за границу. Что не так?

— Давайте уточним: я говорю, что иногда это имеет смысл. То есть, если нет финансовой проблемы, то лечиться лучше за границей. Единственное – там надо не просто лечиться, а лечиться по полному циклу. Нельзя съездить за границу, прооперироваться, и рассчитывать, что оставшийся цикл лечения (химиотерапия, лучи или еще что-то) будет проведен в соответствии с изначальным замыслом лечащего доктора.

Методики проведения операций и препараты для химиотерапии и там и тут – все те же самые, это правда. Но давайте представим:

у нас есть все запчасти, чтобы собрать автомобиль. Не думаю, что при этом собранное на Волжском автозаводе и в корпорации «Тойота» будет равнозначно – все равно контроль качества будет страдать.

У нас есть очень хорошие специалисты – это правда. Но выстроить из них цепочку во всех учреждениях не удается.

А онкологический пациент – это человек, которого лечит целый набор врачей – хирургический онколог, радиоционный, химиотерапевт, диагносты, рентгенологи, и очень важно выстроить грамотную преемственность, единое понимание как лечить.

Даже в очень хорошем онкологическом центре высока вероятность, что без контроля качества всей цепочки – а контроль у нас отсутствует даже для отдельных звеньев, — пациент рано или поздно наткнется на какой-нибудь косяк.

— Насколько у нас вообще работает первичная диагностика? Ну, нашли у человека затемнение в легких, ну, глушат его антибиотиками, ну, держится температура – полгода, восемь месяцев… А потом там лимфома уже с метастазами.

— Вот в первом же звене этой цепочки доктор должен был оценить риск рака у пациента и провести правильную дифференциальную диагностику. Это реально получить у нас где угодно, при том условии, что вы наткнетесь на хорошего специалиста. Но гарантировать этого вам никто не может, потому что в специалистах у нас не разбираются даже сами врачи.

У пациента нет ни одного реального инструмента для контроля качества врача. Все эти сайты со множеством отзывов – глупость. Ну, нахамил доктор больному, или не нахамил, или тому показалось, что нахамил. Или, наоборот, был очень хорош с точки зрения общения, но с точки зрения лечения – никакой.

Пациент же не видит свою операцию, а если и увидит – ничего там не поймет. То есть он судит о враче, максимум, по отзывам других пациентов. А те могут делать выводы со своими искажениями.

Во всем мире возможности для оценки доктора пациентами нет, но такая методика есть у других докторов.

Та саморегуляция, о которой говорит Рошаль, если она будет поставлена на научную основу, если будут разработаны метрики, способы оценки, которыми будет измеряться работа конкретного доктора, — это и есть инструмент оценки. Сейчас его нет.

Как оценить врача?

— Но ведь начнется «наукометрия». Начнут отказываться от сложных случаев, не знаю – подтасовывать показатели выживаемости…

— Нет, я не о том. На Западе вероятность встретить цельную цепочку специалистов – выше. И там есть инструменты оценки даже не отдельных докторов, а целых клиник, там есть определенные метрики, и они довольно понятны, а подтасовать их практически невозможно. Это все равно что пытаться подтасовать законы Ньютона – математическая оценка исключает возможность подтасовки.

Начнем с того, что у нас показатель выживаемости не считается вообще – нет такого показателя ни в одном популяционном отчете. А ведь это один из главных и самых простых критериев ранжирования по качеству лечения.

Вот для понимания простой пример контроля, например, скрининга: начинается с того что описание протокола диагностического исследования – это не «сочинение на заданную тему», там есть стандартный протокол, с обязательным к заполнению набором полей. Точность диагностических исследований проверятся статистикой.

Возьмем для примера маммографию — все исходы маммографии классифицируются по шкале BI-RADS. Ее критерии знают многие рентгенологи и у нас тоже.

И, в зависимости от вероятности обнаружения рака, маммограмму классифицируют — BI-RADS 1, 2, 3, 4 или 5. При этом 4 и 5 – это показания к биопсии. А дальше должно быть определенное референсное значение позитивных биопсий. И если после выполнения тысячи биопсий число выявленных случаев рака не попадает в референсное значение, значит косячит либо рентгенолог, либо тот, кто делает биопсию, либо патолог, который дает гистологическое заключение.

Таким образом контролируется вся цепочка диагностики. Ровно по такому же принципу контролируется и лечение.

— То есть, есть какое-то количество случаев рака молочной железы в среднем по популяции, и если они в него не попали…

— Нет, контролируется не количество случаев, а качество диагностики. Например, если врач ставит BI-RADS-4, то у него должно быть определенное количество положительных биопсий. Если их больше, значит он занижает результаты, и надо было ставить BI-RADS-5. Это – очень простой способ контроля цепочки, есть гораздо более сложные.

Такие цепочки контроля должны быть. Но у нас их применяют только в отдельных частных клиниках, а на Западе – везде. Именно поэтому нет смысла ехать туда на отдельный этап лечения, чтобы потом возвращаться – куда?

У нас я лично знаю нас много докторов мирового уровня (это выражение уже набило оскомину, но это действительно так), они владеют английским языком, владеют стандартами и понимают, откуда эти стандарты взялись, некоторые – участвуют в составлении международных стандартов. Но таких – очень мало, и напороться на плохого специалиста легко. При этом хорошего врача, как это ни парадоксально, вы можете встретить, где угодно. Хотя понятно, что чем ближе к центру, тем толще партизаны и вероятность встретить качественного доктора в столицах и крупных городах – выше.

Онкологии нужен крутой маршрут

— Насколько вообще хороша у нас обеспеченность онкологами?

— В стационарах все вроде относительно неплохо, а вот амбулаторных онкологов – крайне не хватает.

Амбулаторная онкология в России мало развита – у нас, например, нет инфузионных центров, где можно комфортно рядом с домом получить химиотерапию – приходится капать ее в онкодиспансере или ложиться в стационар.

У нас нет развитых районных отделений, где можно сделать полный цикл диагностики перед госпитализацией – чтобы там при подозрении на рак можно было сделать эндоскопию, биопсию…

Огромное количество вещей в онкологии можно делать амбулаторно – предоперационная диагностика, верификация, стадирование диагноза. Конечно, некоторые вещи нельзя – вот торакоскопию (эндоскопическое исследование — прим. Ред.) амбулаторно делать нехорошо, но какую-нибудь биопсию молочной железы или кожи – вообще без проблем. А у нас все это делают в стационаре. Это жуткий перерасход средств.

Московская оптимизация, которую все клянут, на самом деле – не такая уж плохая, коек в стационарах у нас действительно слишком много. Просто реформу начали не с той стороны: нужно было сначала выстроить качественную амбулаторную помощь, и только потом сокращать стационары.

— В лечении рака сверхважен фактор времени. Насколько необходимость на все процедуры ложиться в стационар тормозит пациента?

— В лечении рака важен вопрос маршрутизации. Как в идеале должен строиться маршрут?

Вот пациент плохо себя почувствовал, пошел на прием, а доктор заподозрил у него рак. Это может быть любой врач первого контакта – терапевт, хирург, гинеколог, семейный врач, врач общей практики… Допустим, больной пришел с ангиной – а там подозрение на рак, или гинеколог при осмотре увидел опухоль молочной железы…

Дальше врач должен направить пациента в районное онкологическое отделение, где его полностью обследуют, исключат этот диагноз, если его нет. Если подозрения подтверждаются, дальше необходимо диагноз верифицировать – то есть, если возможно, выполнить биопсию (в большинстве случаев это можно сделать амбулаторно, правда, у районных онкологов для этого, как правило, нет ни квалификации, ни соответствующего оборудования).

Затем, если диагноз подтверждается, больного начинают готовить к госпитализации. В консультативной поликлинике должен быть проведен консилиум про то, с чего вообще начинать лечение – с химиотерапии, с операции или чего-то еще.

Допустим, решили начать с химии. Пациент возвращается в свой амбулаторный центр, хорошо оборудованный, чистый и красивый, и ему там делают химию. После химиотерапии, например, пациент уходит на операцию.

Его кладут в стационар, оперируют, потом он снова возвращается в свой амбулаторный центр. При необходимости его готовят к лучевой терапии и прочее, и прочее.

То есть координационным центром всех маршрутов пациента должно быть районное онкологическое отделение. Которого, в большинстве случаев тупо нет…

Впрочем, у некоторых пациентов так и получается, но у очень небольшого числа.

В реальности путь российского онкологического больного – это метания привидения. Он может сам заподозрить у себя что-то неладное. Пойти сразу в специализированный областной центр, отстоять дикую очередь. Там ему нахамят: «Чего пришел? Сначала выполни вот то и то».

Потом он уходит в районную поликлинику, там ему делают Бог знает что, Бог знает на чем. Возвращается в стационар, там говорят – мы не доверяем этому, переделывай! Он теряет огромное количество времени, потому что он каждый раз чего-то ждет…

— А потом в каком-нибудь краевом центре ему делают два курса химиотерапии, выясняется, что опухоль резистентна, и он еще несколько месяцев ждет квоту в федеральный центр, потому что по адресу-то его, в общем, отправили, но там нет мест. И до федерального центра пациент доходит уже тогда, когда опухоль спрогрессировала. И все исследования надо делать заново.

— В Санкт-Петербурге ровно то, что вы описываете было еще недавно.

В итоге сейчас в Питере уже внедрили электронную систему ГРКМ – «Городской реестр карт маршрутизации». Это позволяет, если у человека появилось подозрение на рак, включить его в систему так, что дальше на рабочем столе координатора видно, где пациент, и что с ним происходит.

Дальше на маршруте пациент не может быть не отмечен, и очень хорошо видно, где именно в этой системе развиваются пробки. Сейчас больше половины питерских пациентов маршрутизируются через эту систему, она развивается, и думаю, к концу года, так будут маршрутизироваться все.

А в Москве есть система ЕМИАС, которая позволяет делать не только то же самое, но и намного больше. Очень умная штука, мне довелось увидеть ее изнутри в рамках экскурсии, и мне очень понравилось. Сейчас и в Москве будет налаживаться маршрутизация – работа над этим идет конкретная.

Российская медицина: фельдшеризм или исследование?

— Если человек живет в Москве или в Питере, можно считать, что ему повезло. А если он откуда-нибудь из Ставропольского края?

— А на местах маршрутизация гораздо проще – там, как правило, есть один региональный центр. Если мы, конечно, не берем Томск или Ростов, где есть свои федеральные НИИ онкологии. Другое дело – с качеством лечения и с уровнем понимания онкологии как таковой в регионах действительно проблемы — это факт.

Вот у нас второй год идет большой проект – мы проводим отбор выпускников медицинских вузов и интернов, и из трехсот человек выбираем человек восемь-девять. Этим людям мы оплачиваем ординатуру в питерском НИИ онкологии имени Петрова. На мой взгляд, в НИИ сейчас сложился очень хороший коллектив, хорошая здоровая атмосфера, поэтому у них эти цепочки специалистов стали выстраиваться.

Наши студенты получают там дополнительное образование, мы хотим, чтобы туда входил английский язык, правда, мы на него пока не собрали достаточно средств. И еще по скайпу они занимаются с лучшими онкологами мира по совершенно другой программе, нежели принята у нас.

Там, например, есть предметы «теория принятия решений в онкологии» и «теория общения с пациентом» — то есть, как сделать так, чтобы пациенту было комфортно.

Мы хотим создать школу онкологов с принципиально новым мышлением.

У нас, к сожалению, мышление врачей, в основном, такое: «Я сейчас возьму много книжек, выучу всю медицину и буду ее знать потом».

И в медицинском вузе учебник выглядит так: «Как вылечить рак: раз-два-три-четыре…семь-восемь. Закончили упражнение».

Это – не совсем медицина – это – расширенный и усложненный, но фельдшеризм.

Наверное, когда-то это было правильно, это – медицинский стандарт, быстрое решение. Но сегодня во всем мире докторов учат по-другому.

Им говорят: «Ребята, есть такое исследование: если вы сделаете вот так – в таком-то количестве процентов будет такой результат, а если вот так, — такой. При вот таких условиях».

И доктор должен уметь оценить, правильно ли это исследование написано, и, второе, применимо ли это исследование к этому конкретному пациенту. И после этого – доктор сам принимает решение.

Наши стандарты медицинской помощи – это наиболее вероятный путь, но они действенны, ну, навскидку, в 80% случаев. Они описывают типовые клинические ситуации, но далеко не все.

— Вы сейчас фактически свели медицину к точной науке.

— На самом деле она таковой и является. Несмотря на то, что медицина это профессия, а не наука – современный врач — это врач, владеющий научными методами.

Основное отличие западной медицины от российской – это доказательность.

А у нас условный врач Иванов чаще всего опирается на авторитет: «Профессор Егоров считал так!» И в большинстве случаев это работает, потому что «сферический профессор Егоров в вакууме» – скорее всего не просто так профессор. Но он опирается на свое чутье, а ведь никогда нельзя быть уверенным, что это сработает в вашем конкретном случае.

Посмотрите на наши конференции: у нас врачи приходят и записывают доклад как лекцию, вместо того, чтобы устроить обсуждение и сказать к примеру: «Стоп, а вот здесь у вас выборка не репрезентативна. Это исследование не может быть использовано, потому что у вас проблемы с методом рекрутинга пациентов». Ну или что-то подобное, содержательное.

— То есть, разница в том, что доктор Иванов опирается на свое чутье, а на Западе существует большая статистика, на основе которой делаются выводы, как применять препарат к этой группе пациентов, к этой и к вот той?

— Не только применять препарат. Как им о диагнозе сообщать. Любое вообще действие. И группы пациентов стратифицируются, и врач принимает решение, что здесь вообще применимо. А не просто: «Что там по стандарту? Так отсюда, значится, мы идем по стрелочке сюда, а тут вот так».

— Следующий вопрос. Так понимаю, на Западе набран некоторый корпус статистики. Можно ли ее механически переносить к нам – на другие социальные условия, на другую диагностику?

— И другую генетику, и другую заболеваемость, все другое. Некоторые вещи можно переносить спокойно, другие – требуют дополнительных исследований, надо проводить свои, их у нас очень мало.

Клиники вообще должны проводить исследования, это – одна из функций медицины, доктор должен уметь проводить исследования и принимать решения на уровне доказательной медицины – вот тогда он специалист.

Непрозрачность статистики по раку – основа коррупции

— А насколько в России вообще ситуация критичней в сравнении с Западом?

— В онкоэпидемиологии – критичней всего.

Смертность у нас выше, и она не падает так быстро, как на Западе. Этому две причины.

Во-первых, смертность сильно связана с факторами риска, а у нас они если и меняются, то значительно менее быстро, чем на Западе. Не надо переоценивать влияние медицины на смертность.

Гораздо большее влияние на смертность оказывают общественные тектонические сдвиги.

Стали курить (а у нас много курили в войну и после, в 60-е, курили чуть ли не все) — и поднялась волна рака легких, желудка и пищевода. Стали отказываться от курения – а это в последние десятилетия происходит – рак легких заметно падает.

Второй момент – это скрининговые программы. В тех странах, где они есть, рак молочной железы, рак шейки матки стремительно падают. То есть, заболеваемость примерно такая же, а смертность стремительно падает.

И очень важный момент – контроль качества лечения. У нас мы элементарно не можем сравнить по качеству лечения различные регионы. Даже пятилетнюю выживаемость не можем посчитать – она у нас в канцер-регистре (общем реестре сведений о раковых больных) не отображается.

То есть, основных данных для сравнения динамики лечения у нас нет. Да, врач примерно помнит своих пациентов – одного, десять, сто, иногда они к нему возвращаются, и здесь выживаемость он прикинуть может. Но всю популяционную статистику – не видит.

У нас есть канцер-регистр, проблема в том, что ему никто не верит, никто не знает точно, насколько он плохой или хороший. Да, заболеваемость и смертность в нем коррелируют, а регистрируются они независимо – значит, что-то он да отражает. Но где находятся основные проблемы, по нему совершенно непонятно.

А теперь представьте — приходит какой-нибудь главный специалист и говорит:

— Стало расти число случаев рака простаты!

Ему говорят:

— Докажи!

А он отвечает:

— Я – эксперт! Я – главный специалист!

И у чиновников нет оснований ему не верить.

А на самом деле там может быть конфликт интересов, когда к главному специалисту пришла какая-нибудь фирмешечка и предложила ему аппарат для контроля рака простаты за «всего-то двести миллионов рублей». И рак простаты вдруг «попер».

Непрозрачность статистики по заболеваемости и выживаемости – основа для коррупции. Манипуляции с цифрами здесь бесконечны, я видел это своими глазами.

Все будет. Через тридцать лет. Если начать сейчас

— Ну, и как нам обустроить Россию?

— Первое:

ужесточить конкурсы в медицинские вузы и полностью поменять в них систему обучения.

Сейчас обучение строится по менторскому типу: «Так, открыли тетрадки, запишем…» Но мир меняется.

Давайте сделаем, что ли, какой-то экспериментальный вуз – и мы сразу увидим результаты.

Второе: в онкоэпидемиологии – наладить четкую современную регистрацию и ведение статистики. Без этого, даже если мы и будем успешными, мы об этом просто не узнаем. А предпринимать что-то вслепую – невозможно.

То есть, нужно наладить ведение канцер-регистра, установить места типовых ошибок и их устранить. Это – тоже, кстати, образование – врачей-патологоанатомов, стандартизация их работы. И прочее, и прочее. А сейчас у нас даже кодификация диагнозов в разных регионах разная. Мы – вообще лоскутное одеяло.

— И сколько времени уйдет на то, чтобы это все привести к единообразию и выстроить?

— Лет двадцать – пятьдесят. То есть, если мы сейчас начнем, то через пятьдесят лет увидим результаты. Это вообще-то недолго.

Для меня очевидно, что Россия постепенно скатывается к частной медицине.

Миф о бесплатности помощи отсутствует уже, по-моему, у всех. Другое дело, что наш нынешний рынок частных клиник – это какой-то Дикий Запад.

— Да, и базовый подход частных клиник – «все, что угодно, за Ваши деньги».

— Вот это неправильный подход. И базовая проблема здесь – очень короткий период прогнозирования и планирования, общая нестабильность в стране.

Как человек может планировать свои инвестиции через десять лет, когда он не уверен, что у него не отнимут эту клинику через два года? Итог – денег ему надо заработать сейчас, каким угодно способом, чтобы обеспечить детей, внуков…

Потому что нормальный человек, конечно, работает на будущее, но даже на моей небесконечной памяти правительство уже раза три меняло формулу пенсионного обеспечения, а это то, что не должно меняться веками. Ну, стало быть правительство дает сигнал – все нестабильно, зарабатывайте, но пожалуйста поторопитесь.

— То есть, в нормальных условиях клиника должна быть вечной, а ее репутация – складываться за те же двадцать-тридцать лет?

— А ее инвестор – не должен ждать своей прибыли через год-два-пять. Это – синдром девяностых – когда люди не то что на два года вперед не планировали, они не были уверены, что через два месяца будут живы. У нас же инвестор, вкладывая немаленькие деньги, мечтает тут же получить их обратно. А «игра вкороткую» — это не игра на репутацию. Отсюда и все эти «разводки» в частных клиниках.

Это все – взаимосвязанные вещи, и

наладить порядок только в медицине, пока нас трясет во всем остальном, — не получится.

Был ведь уже один такой гражданин, который хотел построить коммунизм в отдельно взятой стране. Известно чем кончилось. Так и медицина – она не может существовать отдельно от остального общества.

Для многих жителей стран СНГ, столкнувшихся с онкологическим диагнозом, единственным шансом на выздоровление является обращение в зарубежные клиники. Но и здесь есть масса нюансов. Из-за различий в подходах к диагностике и терапии раковых заболеваний, стоимости услуг и, в конце концов, географическом расположении и менталитете, дать однозначный ответ на вопрос, в какой именно стране лучше всего лечить онкопатологии, довольно трудно. С уверенностью можем заявить лишь то, что, остановив свой выбор на израильской, немецкой, китайской или южнокорейской клинике, вероятность положительного исхода увеличится в разы.

Что нужно знать об онкологии

Времена, когда рак считался неизлечимым заболеванием и воспринимался пациентами как приговор, уже давно прошли. Благодаря активному совершенствованию современных медицинских технологий многие виды онкопатологий на сегодняшний день успешно поддаются терапии, а при условии своевременной диагностики есть большие шансы на то, что болезнь удастся победить полностью.

Примечательным фактом является то, что в странах с высокоразвитой системой здравоохранения рак диагностируется у большего процента населения, чем, к примеру, на постсоветском пространстве. И дело вовсе не в том, что израильтяне или немцы заболевают им чаще. В то время, как в больницах стран СНГ онкопатологии у пациентов обнаруживают на 3-4-й этапах прогрессирования, лечение онкологии в Израиле или в Германии может быть начато уже на т. н. «нулевой» стадии, когда злокачественная опухоль едва начала развиваться. Именно своевременность и точность диагностики играет решающую роль в процессе терапии раковых заболеваний. Чем раньше будет выявлено онкологическое поражение, тем больше шансов на то, что устранить его удастся быстрее, эффективнее и с меньшими финансовыми затратами.

Другие цифры и факты об онкологии, которые следует знать:

• 10 миллионов – именно столько человек ежегодно заболевает раком во всем мире;
• 7 миллионов – количество случаев летального исхода раковых заболеваний в год из-за несвоевременно или некачественно оказанной медицинской помощи;
• 70 тысяч – число жителей стран СНГ, выезжающих на лечение рака за границу;
• 50 тысяч – примерно стольким пациентам из-за рубежа ежегодно оказывают действенную помощь израильские специалисты

По подсчетам Всемирной организации здравоохранения, около 30% случаев рака можно и вовсе предупредить, если вовремя выявить факторы риска его развития и исключить их. Для этого в странах с развитой медициной технические возможности гораздо лучше – проведение онкогенетических тестов и других высокоточных исследований позволяет зарубежным специалистам обнаруживать у пациентов индивидуальную предрасположенность к возникновению злокачественных опухолей и даже предупреждать болезнь.

Особенности лечения рака в Израиле, Германии, Китае, Южной Корее

Медицинский туризм для современного человека – не роскошь, а средство улучшения здоровья и излечения от самых разных заболеваний. При этом даже жители стран с высокоразвитой системой здравоохранения (к примеру, США, Швейцарии, Канады) нередко обращаются в зарубежные клиники, предоставляющие более доступные и не менее качественные услуги. К примеру, у пациентов, прошедших лечение рака в Израиле, отзывы следующие:

• интегративный подход врачей Поднебесной к диагностике и терапии онкопатологий уникален тем, что они сочетают прогрессивные медицинские технологии и методы традиционной китайской медицины;
• акцент сделан на использовании максимально щадящих лечебных методик, в частности фитотерапевтических препаратов, иглорефлексотерапии, физиотерапевтических процедур;
• стоимость услуг немного ниже, чем в других обозначенных странах.

Южнокорейские врачи применяют практически тот же подход. После проведения высокоточной диагностики на ультрасовременном оборудовании и установления окончательного диагноза они предложат пациенту наиболее оптимальные схемы терапии, включающие как традиционные методики, так и средства альтернативной медицины. Для медицинских туристов Южная Корея привлекательна и тем, что во многих клиниках страны внедрена система Fast Track. Благодаря этому иностранные пациенты с неотложными случаями могут попасть на лечение вне очереди.

Лечение онкологии в Германии или Израиле кардинально отличается не только от обслуживания в азиатских странах, но и между собой. Немецкие врачи предпочитают использовать консервативные методики терапии, неоднократно доказавшие свою эффективность, а значит, не нуждающиеся в особом усовершенствовании. Специалисты клиник Израиля руководствуются иным подходом. Они стремятся разрабатывать более современные способы борьбы с раком, активно перенимают передовой опыт коллег из США и других стран. Благодаря этому пациенты израильских медицинских центров имеют возможность испытать на себе результативность экспериментальных протоколов лечения, за которыми, возможно, стоит будущее всей современной онкологии.

В какой стране лучше лечить рак

При выборе конкретной зарубежной клиники стоит учитывать не только уровень ее технического оснащения и профессионализм врачебной команды, но и то, какой результативностью характеризуется лечение того или иного вида онкопатологии в стране. К примеру, израильские специалисты добились значительных успехов в терапии рака молочной и предстательной железы – общий показатель выздоровления среди пациентов составляет почти 90%. Лечение онкологии в Китае, в сравнении с Израилем и Южной Кореей, отличается наибольшим уровнем 5-летней выживаемости при онкологических заболеваниях желудочно-кишечного тракта – около 70%.

В немецкие клиники предпочитают обращаться пациенты с опухолями головного мозга. Направление нейрохирургии в Германии развито настолько высоко, что врачам удается успешно удалять даже труднодоступные неоплазии без повреждения жизненно важных мозговых структур. Израильские клиники также способны предложить пациентам широкий спектр малоинвазивных процедур, выполняемых опытнейшими специалистами при помощи прогрессивных установок нейронавигации, робот-ассистированных хирургических систем. В области нейрохирургии Германия и Израиль являются безусловными мировыми лидерами, поэтому для лечения опухолей головного и спинного мозга лучше всего обращаться именно в эти страны.

Преимущества лечения в Китае для некоторых медицинских туристов заключаются в том, что в медицинских центрах Поднебесной наряду с инновационными процедурами радиохирургии и HiFu-терапии они могут пройти высокоэффективные курсы рефлексо- и фитотерапии. Причем последние пользуются популярностью не только среди приверженцев натуропатии – пациенты из самых разных стран обращаются к китайским специалистам, чтобы повысить иммунитет, восстановить энергетический баланс и тем самым ускорить процесс выздоровления.

Стоит ли проходить лечение рака в странах СНГ

Ответить на этот вопрос положительно можно лишь в том случае, если в силу ограниченных финансовых возможностей или других обстоятельств поехать на лечение за границу не получается. Из-за того, что во многих онкологических больницах стран СНГ используется морально устаревшее и физически изношенное оборудование, диагнозы зачастую устанавливаются на поздних стадиях прогрессирования болезни, а для ее лечения врачи не могут предложить ничего, кроме консервативных методов, которым в Израиле, Германии и Китае уже давно нашли более эффективную альтернативу. Подтверждают это и данные международной медицинской статистики. Если в Израиле уровень пятилетней выживаемости онкобольных достигает 80%, в странах СНГ этот показатель в два раза меньше – всего 40%.

Стоимость лечения рака в Китае, Южной Корее, Израиле, Германии

Терапия раковых заболеваний – процесс довольно дорогостоящий как в отечественных, так и в зарубежных клиниках. В зависимости от того, на какой стадии прогрессирования находится болезнь и каким методом решено ее лечить, итоговая сумма для каждого пациента будет разной. В иностранных медицинских центрах в общую стоимость также могут входить: гонорар лечащему врачу (его величина зависит от уровня квалификации специалиста), плата за пребывание в стационаре и пройденные диагностические процедуры, другие статьи расходов (услуги переводчика, реабилитационные мероприятия и т. д.).

Для некоторых медицинских туристов, выбирающих лечение онкологии в Китае, в сравнении с Израилем и Южной Кореей цены в клиниках Поднебесной кажутся более доступными. В Германии стоимость обслуживания, наоборот, считается одной из самых высоких в Европе и вообще в мире. Именно поэтому, пациенты, для которых суммы, озвучиваемые немецкими специалистами, оказываются непосильными, выбирают альтернативный вариант – израильские клиники.

В лечебных учреждениях Земли обетованной цены на многие диагностические и лечебные процедуры намного ниже (примерно на 20-30%), чем в Германии. Если сравнивать с расценками на аналогичные услуги в Соединенных Штатах, разница выглядит еще более впечатляющей: пациенты израильских клиник могут сэкономить до 50%. На уровне сервиса и результативности терапии это никоим образом не сказывается.

Подход к оплате медицинских услуг в этих странах также отличается. Немецкие клиники перед началом лечения всегда требуют внести аванс или оплатить полную стоимость курса терапии, что далеко не для всех пациентов из-за рубежа является приемлемым. В Израиле все услуги оплачиваются по факту их выполнения. Предоплата может потребоваться лишь в том случае, если пациенту требуется слишком дорогостоящая операция, но и в этом случае руководство клиники готово пойти навстречу и обсудить сроки внесения остальной суммы. Именно поэтому, если у вас есть сомнения, в какой стране пройти лечение онкологии, – Германия или Израиль, подумайте, готовы ли вы переплатить 20-30% за аналогичные процедуры и отдать за них деньги еще до того, как они будут выполнены.

Сходства и различия лечения онкологии в Израиле, Германии, Китае и Южной Корее

Благодаря тому, что израильские медицинские центры оснащены по последнему слову техники, а работающие в них врачи постоянно совершенствуют свои практические навыки (в том числе перенимая передовой опыт американских коллег), лечение раковых заболеваний здесь отличается особой эффективностью. При этом большинство из используемых в стране методик терапии являются органосохраняющими. Это касается, в частности:

• химиотерапии препаратами нового поколения, лишенными побочных действий;
• таргетной терапии инновационными лекарствами, способными прицельно разрушать раковые клетки без вреда для здоровых органов;
• лучевой терапии, проводимой контактным способом или при помощи ультрасовременных линейных ускорителей – радиационная нагрузка на организм в таком случае является минимальной;
• малоинвазивной хирургии – большинство операций выполняется при помощи эндоскопического оборудования, робот-ассистированных хирургических систем и других прогрессивных приборов, повышающих точность действий оперирующего врача и минимизирующих повреждение здоровых тканей.

Преимущества лечения рака в Израиле на этом не заканчиваются. При составлении терапевтической программы для каждого пациента врачи руководствуются индивидуальным мультидисциплинарным подходом. В отличие от стран СНГ, где в большинстве случаев практикуется «потоковое» лечение и онкобольным назначаются стандартные протоколы химио- и радиотерапии, израильские специалисты подбирают дозировки препаратов и длительность курса исходя из особенностей клинической картины болезни и общего состояния здоровья конкретного человека.

Отсутствие бюрократических формальностей также является существенным плюсом. Пациентам израильских клиник не нужно оформлять визу, тогда как недостатки лечения в Германии для многих заключаются именно в том, что сначала нужно получить приглашение от клиники (а на это порой уходит до нескольких недель), потом собрать целый пакет документов и решить другие вопросы. В медицинские центры Израиля, особенно частные, попасть намного проще. В ситуациях, требующих безотлагательной помощи, именно они являются лучшим вариантом для обращения.

Особенности географического расположения и менталитета Германии, Китая, Южной Кореи и Израиля

Для жителей стран СНГ преимущества лечения в Германии заключаются преимущественно в том, что для некоторых она имеет более близкое территориальное расположение (следовательно, туда проще и быстрее добраться) и похожие климатические условия. По остальным же параметрам израильские клиники для медицинских туристов более привлекательны. В частности, это касается менталитета. Если о педантичности и прагматизме немцев ходят целые легенды, израильтяне каждого пациента из-за рубежа встречают «как родного». К решению проблемы каждого человека они подходят индивидуально, предоставляя ему не только медицинскую помощь, но и психологическую поддержку, которая в случае заболеваемости раком особенно важна.

Хотите узнать стоимость лечения рака за рубежом?

* Получив данные о заболевании пациента, представитель клиники сможет рассчитать точную цену на лечение.

Преимущества лечения в Израиле и в том, что языковой барьер при общении с медперсоналом и врачами практически отсутствует – многие из них хорошо владеют русским языком, а при необходимости клиника предоставляет услуги личных кураторов-переводчиков, которые помогут разобраться с медицинской документацией и бытовыми вопросами. Кроме того, не следует забывать, что именно в этой стране находится главная христианская святыня, а также масса других достопримечательностей. Обращаясь в израильские клиники, каждый пациент может совместить полезное с приятным: и успешно излечиться от какого-либо заболевания, и поправить свое здоровье на одном из многочисленных бальнеологических курортов, и посетить исторически и культурно значимые места.

Рак шейки матки - опасное заболевание, встречающееся очень часто среди женщин репродуктивного возраста. Несмотря на все усилия врачей, направленные на раннее выявление патологии, очень часто обнаруживается опухоль на 3-4 стадиях, когда лечить опухоль трудно. Если же она выявлена...

Booking Health - это международный интернет-портал, где можно изучить информацию о ведущих мировых клиниках и забронировать медицинскую программу в режиме онлайн. Благодаря продуманной структуре и доступному изложению информации, сайтом с легкостью пользуются тысячи людей без медицинского образования. На портале представлены программы по всем основным направлениям медицины. Прежде всего, это диагностические программы, или чек-ап. Также это полный спектр программ лечения, от консервативной терапии до специальных хирургических вмешательств. Программы реабилитации закрепляют результаты проведенного лечения или используются самостоятельно. Интернет-портал Booking Health дает возможность сравнить квалификацию специалистов, методики лечения и стоимость медицинской помощи в разных клиниках. Пациент выбирает наиболее подходящий для него вариант самостоятельно или после бесплатной консультации доктора Booking Health.

Когда речь заходит об онкологии, Минздрав бодро жонглирует цифрами: вот ещё один вид рака мы победили, а от этого лекарство уже на подходе. Нам постоянно говорят, что рак уже не приговор. Но люди продолжают умирать. И не последние люди.

Только за последний месяц из-за онкологических заболеваний ушли из жизни писатель-сатирик Михаил Задорнов, телеведущий Борис Ноткин, оперный певец Дмитрий Хворостовский, актёр Николай Годовиков. Неужели им нельзя было помочь? А если рак неизлечим, зачем внушать людям ложные надежды?

Три месяца назад я потеряла маму. Диагноз – инвазивный протоковый рак груди. Ирина Борисовна Веретенникова была талантливым журналистом, всю жизнь отдавшим любимой профессии. Она создала школу-студию «Глагол», где учила писать детей и подростков, вырастила не одно поколение журналистов, многие из которых сейчас стали настоящими звёздами. Я часто слышу слова благодарности в адрес своей мамы. Думаю, с написанием этой статьи она, с её огромным опытом, справилась бы куда лучше меня. К сожалению, её больше нет в живых. Возможно, её трагическая история поможет тем, кто сейчас сражается с этим чудовищным недугом.

«Проживёте, сколько захотите»

Всё началось полтора года назад. У мамы стала отекать и болеть рука. Сперва её гоняли из поликлиники в поликлинику, каждый раз назначая следующий анализ или осмотр через месяц. Так она сделала три маммографии и два УЗИ, но вопросы оставались. Наконец она попала на приём к онкологу, который начал свою речь с нелестных эпитетов в адрес главы Минздрава Вероники Скворцовой. На чём свет стоит он клял медицинскую реформу, в результате которой у врачей не хватает лекарств и передовой техники. «Может, есть какая-то государственная задача, цель которой – уменьшить население?» – пошутила мама. «Заметьте, не я это сказал», – невесело отозвался онколог.

В то же время этот врач, кстати, бывший хирург, успокаивал как мог. По его словам, рак груди сейчас самый излечиваемый вид рака, практически насморк. «Проживёте, сколько захотите», – подбадривал он.

Делать биопсию мы пошли в платную клинику, поскольку бесплатная опять отфутболила нас на месяц. Когда мы принесли результаты в нашу поликлинику, мамин онколог рукоплескал: «Это ваше счастье, ваша звезда, теперь мы поскорее сможем начать лечение!»

Мама просила об операции, но врач её отговорил: сейчас такие коктейли, которые точечно воздействуют на опухоль, потому операция не нужна. «Вы не представляете, какие семимильные шаги сделала вперёд наша медицина!» – воодушевлял доктор, не забывая, однако, сыпать проклятиями в адрес Минздрава.

Тем временем друзья из благотворительных фондов убеждали: надо настаивать на операции. В противном случае система настроена так, что онкобольных просто отправляют домой умирать. Мы не знали, кому верить. Снова сходили ещё в платную клинику, где нам также рассказывали о невероятном прорыве в лечении онкозаболеваний. Так проходило время. В декабре в бесплатной поликлинике нам назначили приём на середину января. По приходе выяснилось, что не хватает одного анализа крови. Новый приём назначили на середину февраля, как мантру при этом повторяя «вы только не затягивайте».

«Почти израильтяне»

С февраля мама начала ходить на химиотерапию. Ей сказали, что хватит четырёх сеансов в неделю. Первые два никак не подействовали, рука продолжала болеть, мама начала жить на нурофене. На третий раз врачи сами сказали, что ей нужно поменять коктейль и ставить более сильную капельницу. Она свалила маму с ног на две недели. И тогда она впервые сказала, что больше не пойдёт лечиться. Мы всей семьёй уговаривали – мол, все так же страдают. Но это были лишь слова: страдала она, а не мы.

Друг семьи посоветовал обратиться в Европейский медицинский центр (EMC). По его словам, оборудование там не хуже, чем в Израиле. Конечно, лечение стоит недёшево, но о каких деньгах может идти речь в такой ситуации?

В ЕМС после прохождения томографии маме заявили – у неё 4-я терминальная стадия. Помочь может курс радиологии ценой 1,5 млн рублей.

Для её прохождения маму попросили взять из поликлиники, где она лечилась прежде, протоколы химиотерапии. Забирая документы, она мимоходом рассказала весёлому доктору, что прошла компьютерную томографию. «А зачем?» – удивился тот. – «Ну, теперь, например, я знаю, что у меня метастаз в мозгу», – ответила мама.

После этого онколог снова начал разоряться, какой ужасный министр – Скворцова, отчего очередь на КТ сегодня достигает сотен человек. «А почему вы не предложили мне сделать исследование за деньги?» – поинтересовалась мама. В ответ услышала: «Не положено». Не положено, чтобы стало известно, что наша медицина не самая продвинутая в мире и в чём-то нуждается.

Однажды в поликлинике маме выписали трамадол, который не помогал. Она заподозрила, что никакого опия в нём нет. «Я знаю, как на меня действует опий», – негодовала мама, всмоминая случай, как ещё в советские времена ей стало плохо и препарат нашёлся в простом вокзальном медпункте. Тогда ей мгновенно стало лучше. От больничного же трамадола никакого эффекта. «Вот бы расследование написать», – говорила мама.

Что было дальше? Заплатив требуемую сумму, мама прошла тот дорогостоящий курс в Европейском медицинском центре. Доктора – «почти израильтяне» – говорили, что если ничего не делать, она проживёт максимум восемь месяцев. А если сделать – то от трёх лет и больше. Мы сделали. Подписались на этот 1,5-миллионный курс радиологии. Но ей, по моему мнению, это точно не помогло, если не стало хуже. На коже вылез канцероматоз, повредился мозг – это было как раз то, чего она боялась больше всего. Поэтому и согласилась на прижигание очага в мозгу.

Когда мы привезли её на осмотр, она уже не могла ходить самостоятельно. Доктора лишь развели руками и посоветовали нам лечить маму заботой, любовью и молитвой.

Они давали ей срок три месяца. Мама прожила месяц.

КОНКРЕТНО

Что упускает Россия в плане противораковых разработок? Сегодня в мире набирает популярность персональная геномика, которая предсказывает риск рака. Ведь в каждой клетке нашего тела заключена бесценная биологическая информация – совокупность наследственного материала, который определяет построение и функционирование организма. То есть онкологи лечат не просто рак, а конкретного человека, учитывая все особенности его организма.

«Одинаковый подход в лечении всех случаев рака молочной железы или рака лёгких неэффективен по своей сути, поскольку опухоли имеют значительные генетические различия, – рассказывает Майкл Ройзен, ведущий терапевт в Институте валеологии при Кливлендской клинике. – Это значит, что некоторые методы лечения будут более или менее эффективными. Анализ генома поможет пациентам избежать назначения ненужных высокотоксичных препаратов».

По теме

Актриса Анастасия Заворотнюк, которой, по данным СМИ, диагностировали рак головного мозга, не захотела использовать в лечении экспериментальную американскую вакцину, которой лечили умершую от онкозаболевания в 2015 году Жанну Фриске.

Ещё одна популярная технология – иммунотерапия рака. Смысл её состоит в размещении на поверхности опухолевых клеток специфических антигенов. Таким образом онкологи превращают иммунитет в эффективное оружие против многих видов рака. «Изучив генетический профиль опухолей, мы сможем понять, как они обходят нашу иммунную систему», – объясняет доктор Ройзен.

Настоящий прорыв в иммунотерапии рака произошёл в 2011 году, когда был разработан ипилимумаб – ингибитор контрольных точек иммунного ответа. Данный препарат используют для лечения злокачественной меланомы.

Говорят, в 2015 году экс-президент США Джимми Картер избавился от неоперабельной меланомы с помощью аналогичного лекарства – пембролизумаба.

Сейчас учёные разрабатывают так называемую адресную доставку химиотерапевтических препаратов. Дело в том, что большинство лекарств такого рода сегодня являются низкомолекулярными органическими соединениями, часто не преодолевают биологические барьеры на пути к опухоли и распределяются по всему организму. «Адресная» доставка является более эффективной и менее токсичной для организма. Для этой роли учёные приспособили наночастицы – полимерные частицы, липиды, молекулы металлов, кремния. Они переносят лекарства прямо внутрь опухоли.

Есть ещё такое понятие, как «дрессировка раковых клеток». У каждого из нас в организме достаточно онкогенов, и некоторые исследователи занимаются проблемой их перепрограммирования. В 2015 году «программу по отключению рака» представили сотрудники Клиники Майо. Теоретически это может остановить канцерогенез и восстановить нормальную работу клеток.

Есть ещё такие виды лечения, как фототерапия и крио­терапия. Первая позволяет разрушать клетки злокачественной опухоли под воздействием светового потока определённой длины волны (фотогем, фотодитазин, радахлорин, фотосенс, аласенс, фотолон и др.). Вторая представляет собой технику использования глубокого холода, получаемого посредством жидкого азота или аргона, для уничтожения аномальных тканей. Считается, что замороженные клетки уже не могут получать питательные вещества.

Тысяча человек в день

Смертность от онкозаболеваний в стране не уменьшается

Как уверяет Вероника Скворцова, в плане лечения онкологических заболеваний российский Минздрав тоже не сидит на месте. По словам министра, для лечения рака «производится очень много интересного». Где же всё это?

По словам Скворцовой, оте­чественные учёные значительно продвинулись в деле разработки противораковых препаратов. «Это изучение канцерогенеза, изучение механизмов метастазирования и, естественно, формирование новой персонифицированной фармакологии, и прежде всего это таргетная иммунотерапия, и мы имеем уже 26 препаратов на разной стадии испытания», – уточнила Вероника Скворцова. При этом она отметила, что каждый из 26 препаратов предназначен для увеличения продолжительности и качества жизни людей, болеющих раком, в том числе и на запущенной стадии. Вот только увидят ли эти препараты россияне? Или всё это лишь пустые слова? Недаром программу помощи онкобольным в бюджете на нынешний год урезали с 909 до 801 млн рублей. То есть медицина шагнула вперёд семимильными шагами, вот только граждан, похоже, с собой не взяла. Согласно статистике, ежедневно в России от рака умирают около тысячи человек.

«Мы топчемся на месте»

Тем временем стало известно, что главный онколог знаменитого центра на Каширке имени Блохина, хирург экстра-класса, профессор Михаил Давыдов увольняется. На его счету – 18 тыс. сложнейших операций. Как сообщается, врач увольняется по собственному желанию из-за возраста – по новому закону после 70 лет уже невозможно быть главврачом. Однако, по слухам, причина совсем в другом. Говорят, что Михаил Иванович имел обыкновение говорить правду чиновникам от здравоохранения, что сильно им не нравилось. Давыдов жёстко критиковал систему организации помощи онкобольным, в частности он был в корне не согласен с существующим порядком квотирования. «Почему у одного человека есть право на жизнь, а другому отказывают в квоте?» – спрашивал хирург. И приводил данные: разрыв по уровню финансирования здравоохранения РФ и, например, Германии или Франции не меньше, чем в 14 раз.

Возмущал профессора и тот факт, что центр на Каширке финансируется государством лишь на треть от его реальных потребностей. «Мы топчемся на месте, – говорил Давыдов. – Сегодня де-юре у нас принята государственная модель здравоохранения. Но де-факто она в значительной мере изуродована, прежде всего чужеродным внедрением страховой медицины. Даже в былые советские времена, при всей бедности и нехватке всего на свете, мы имели чёткую модель профилактической, диагностической, лечебной и восстановительной медицины. Это была стройная система, которую копировали во всём мире».

Михаил Давыдов обрёл большую общественную поддержку. Многие артисты и врачи, в том числе президент НИИ неотложной детской хирургии и травматологии Леонид Рошаль, выступили против его увольнения. Так что, вероятно, Давыдов останется.

Торговля квотами

Кстати, в прошлом году правоохранительные органы действительно возбудили уголовное дело по факту торговли квотами на лечение онкобольных – только не в онкоцентре, а в Московском научно-исследовательском онкологическом институте имени Герцена (МНИОИ). «Уголовное дело возбуждено по статье о мошенничестве в крупном размере, совершённом в составе организованной группы в отношении неустановленных лиц из числа руководителей МНИОИ и сотрудников частной клиники «Аско-Мед», – сказал источник. По его словам, «медики обманывали онкобольных, обратившихся за помощью, заставляя их оплачивать лечение». Тем не менее обвинение никому не предъявлено.

Зато опытным путём удалось выяснить, что онкологи держат в первой половине очереди на операцию свободные места. Нет, не для «блатных». Для тех, кто жалуется и «качает» права.

Стоит отметить, что онкобольные становятся всё более «вредными» и «скандальными». В 2012 году в Калининграде прошла акция протеста «в связи со срывом лекарственного обеспечения для больных диабетом и онкобольных». Затем – в 2014 году. Люди протестовали потому, что по статистике в России лишь 4% онкологических больных получают необходимые обезболивающие. Вся страна тогда обсуждала страшный пример жестокости системы – добровольный уход из жизни контр-адмирала Вячеслава Апанасенко, не получившего обезболивающие препараты. Медики объясняли это слишком жёстким контролем и слишком жёстким наказанием за неоправданно выписанный рецепт. Ведь обезболивающие – наркосодержащие вещества. Дело даже доходит до того, что неиспользованные лекарства родственники обязаны вернуть врачу. Но сегодня органы наркоконтроля несколько смягчили правила. Понадобилась такая высокая цена.

Однако митинги онкобольных продолжились и в этом году. Между тем страховые компании лоббируют перевод онкологии из обязательного медицинского страхования в добровольное. Идея крайне опасная. А если онкобольные пойдут на Кремль? Терять-то им нечего...

СПРАВКА

Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) объявила, что за 10-летний промежуток времени, с 2005 по 2015 год, от онкологических заболеваний умерли около 84 млн человек на всём земном шаре. Онкологические заболевания представляют серьёзную медико-социальную проблему для современного общества. По прогнозам ВОЗ, за 20 лет заболеваемость и смертность от злокачественных новообразований возрастёт практически в 2 раза во всём мире. Хотя многие страны отмечают замедление роста показателей заболеваемости и снижение смертности от некоторых видов опухолей, в целом прогнозы довольно неблагоприятные.