Петр Андреевич Клейнмихель - Отец и сын: Николай I - Александр II. Пётр Андреевич Клейнмихель: биография Граф клейнмихель железная дорога

02.01.2024 Желтуха

Петр Андреевич Клейнмихель

Клейнмихель Петр Андреевич (1793-1869), граф, генерал-адъютант, генерал от инфантерии. Главноуправляющий путями сообщения и публичными зданиями (1842-1855). Руководил восстановлением Зимнего дворца после пожара 1837 года, строительством первого каменного (Николаевского) моста через Неву и Нового Эрмитажа. Возглавлял комиссию по составлению исторического описания одежды и вооружения российских войск.

Клейнмихель Петр Андреевич (30.XI.1793 - 3.II.1869), граф, - русский государственный деятель. Адъютант А. А. Аракчеева (с 1812), позднее начальник штаба военных поселений (с 1819 года). Один из приближенных Николая I . В 1842-1855 годы - главноуправляющий путями сообщения и публичными зданиями. Был замешан в крупных злоупотреблениях по службе, что привело к его отставке.

Советская историческая энциклопедия. В 16 томах. - М.: Советская энциклопедия. 1973-1982. Том 7. КАРАКЕЕВ - КОШАКЕР. 1965.

Клейнмихель Петр Андреевич (30.11.1793-3.02.1869), государственный деятель, генерал-адъютант. Сын генерала гатчинских войск, любимца Павла I , Клейнмихель получил домашнее воспитание. Начал службу в гвардии, в 1812 году был назначен адъютантом к А.А. Аракчееву , при котором выдвинулся и в 1819 году получил высокую должность начальника штаба поселенных войск. В 1826 году был членом комитета по составлению устава пехотной службы, а в 1837 году участвовал в особой комиссии по перестройке Зимнего дворца после пожара. В 1842 году был назначен главноуправляющим путями сообщения и публичными зданиями, оставаясь на этом посту до 1855 года. При нем было закончено строительство Николаевского моста через Неву, построено здание Эрмитажа, проведена Николаевская железная дорога. В апреле - августе 1842 года управлял Военным министерством в отсутствие министра А.И. Чернышева . С апреля 1842 года член Государственного Совета, сенатор .

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа .

Модест Корф про Клейнмихеля:

"Несмотря на всю внешнюю строгость и распорядительность, и на всю деятельность Клейнмихеля, управление его возбуждает общее неудовольствие и в подчиненных его, и в имеющих с сим управлением дело частных лицах. Что жалуются подчиненные, неудивительно и даже очень естественно: принятые им меры и строгий его надзор, если не пресекли и не искоренили, конечно, всех злоупотреблений, то однако же стеснили многих в прежних их прибытках и заставили быть деятельнее, оглядчивее, словом, над ними висит вечный Дамоклесов меч, тогда как прежде везде и во всем господствовало совершенное бесстрашие. Но, что жалуются частные люди 97 - это очень плохо!

Я знаю одного очень надежного человека, который издавна имеет многие подряды по ведомству путей сообщения. «Прежде, - говорит он, - правда, брали с нас взятки, но зато заработанные деньги выдавали всегда в контрактные сроки или с небольшим разве умедлением, а теперь - беда да и только: взяток не берут, но и денег не выдают, так что просто все грозит стать, а тогда начнут изворачиваться насчет подрядчиков, без внимания к тому, что виною в неустойке не они, а сама казна». - «Да что же вам отвечают, когда вы приходите за деньгами?» - «Ответ один и тот же: нет денег, и тут делайте себе, что хотите; а я уже целые месяцы проживаю и проживаюсь здесь за этим одним». - «Зачем же вы не жалуетесь самому графу, к которому, говорят, доступ открыт каждому во всякое время?» - «Да я был у него раз десять и не слыхал другого ответа, кроме: «Погодите», сперва вежливого и ласкового,

а потом уже почти ругательного, а теперь недели с три он и совсем уже никого не принимал, сказываясь нездоровым!»

Между тем, все благонамеренные люди жалеют, что Клейнмихель так внезапно, неосторожно и несправедливо отдалил от себя Девяткина. Он - человек умный, знающий, опытный, специальный, вскормленный на делах этого управления, а заместивший его Рокасовский, при всей своей честности и благонамеренности, настоящая - шапка! Дай Бог, что<бы> при быстрой и коренной ломке, которой Клейнмихель подвергает все, что было сделано и устроено прежде, часть его не пришла еще к большей запутанности. В городе рассказывают уже сон кн[язя] Меншикова: будто бы по реке плывет котел, в котором толпа офицеров путей сообщения варит кашу, а по берегу идет спокойно Девяткин, из котла же торчит рука увязшего в каше Клейнмихеля и слышен его голос: «Александр Петрович (Девяткин), помогите!»..."

Модест Корф. Дневник. Год 1843-й. М., 2004, с. 78-79.

«Какое чудо, что на балу Вы, а не Ваша тень!»

"...Гр[аф] Клейнмихель - человек со всеми приемами и вообще со всем тем, что нужно для большого нашего света, не говоря уже о власти и милости царской, которые проложили бы ему туда дорогу и без всяких других данных. При всем том, он во всю нынешнюю зиму <не являлся> решительно ни в одном салоне. Но это не новое. Я не помню, чтобы видел его где-нибудь и в прежнем звании дежурного генерала. Это дело отчасти вкуса, а отчасти и расчета. Как все знают, что ему везде были бы рады более множества (и почти всех) других, то надобно же показать, что не остается ни одной свободной минуты от занятий для напрасных и пустых выездов. Вчера, однако же, он сделал исключение для бала гр[афа] Воронцова. Разумеется, что все апостировали его, кто с открытым, а кто с

тайным подобострастием. «Quelle apparition, quel miracle, Vous a un bal, mais n"est pas votre ombre!»* - такие или тому подобные восклицания слышались во всех концах дома. Он отвечал всем, что вырос вместе с Воронцовым и никак не мог не отступить для него от обыкновенного своего правила.

Я лично имел с ним очень длинный разговор. Хвастовство непомерное. И Толь чуть ли не пошлый дурак, и Девяткин подлый обманщик, и все мерзавцы и скоты, и все части - расстроенный хаос. И мы все исправим, переделаем, приведем в образцовый порядок! Весело слушать, но как-то не верится и десятой части.

И не верится тем более, что, кроме записанных мною на днях жалоб на медленность Управления путей сообщения в удовлетворении подрядчиков, слышны теперь везде жалобы и на ужасное положение зимней дороги между столицами. Бока залиты каким-то полуснежным киселем, по которому невозможно ехать, чтобы не опрокинуться в канавы, а середина дороги до такой степени изрыта и избита обозами, что нельзя ехать ни на колесах, ни на санях. Один из моих знакомых принужден был 10 верст под Помераньем идти пешком, чтоб не сломать себе шеи, и на том же пространстве, в тот же день, опрокинулись три дилижанса. А, между тем, о ремонте нет и помину. Ямщики и жители говорят, что во всю нынешнюю зиму рука человеческая не прикасалась к дорогам. Подряд взят каким-то родственником Лярского, употребляемого Клейнмихелем для ревизии положения дорог. Не мудрено после этого, что никто за ними не смотрит; не мудрено также, что подряд взят гораздо дешевле, чем при Толе, при котором проезд между столицами был, по крайней мере, всегда содержим в исправности..."

* «Какое чудо, что на балу Вы, а не Ваша тень!» (франц.).

Модест Корф. Дневник. Год 1843-й . М., 2004, с. 88-89.

Анекдоты про Клейнмихеля

При построении постоянного через Неву моста несколько тысяч человек были заняты бойкою свай, что, не говоря уже о расходах, крайне замедляло ход работ. Искусный строитель генерал Кербец поломал умную голову и выдумал машину, значительно облегчившую и ускорившую этот истинно египетский труд. Сделав опыты, описание машины он представил Главноуправляющему путей сообщения и ждал по крайней мере спасибо. Граф Клейнмихель не замедлил утешить изобретателя и потомство. Кербец получил на бумаге официальный и строжайший выговор: зачем он этой машины прежде не изобрел и тем ввел казну в огромные и напрасные расходы.

Кукольник Н. В. Анекдоты // Отдел рукописей Института русской литературы, ф. 371, № 73, л. 14.

После Венгерского похода кому-то из участвовавших в этой кампании пожалован был орден Андрея Первозванного и в тот же день и тот же орден дан Клейнмихелю.

За что же Клейнмихелю? - спросил кто-то.

Очень просто: тому за кампанию, а Клейнмихелю для компании.

Кукольник Н. В. Анекдоты // Отдел рукописей Института русской литературы, ф. 371, № 73, л. 13.

Клейнмихель, объезжая по России для осмотра путей сообщения, в каждом городе назначал час для представления своих подчиненных, разумеется, время он назначал по своим часам и был очень шокирован, когда в Москве по его часам не собрались чиновники.

Что это значит? - вскричал разъяренный граф. Ему отвечали, что московские часы не одинаковы с петербургскими, так как Москва и Петербург имеют разные меридианы. Клейнмихель удовольствовался этим объяснением, но в Нижнем Новгороде случилась та же история и разбешенный генерал закричал:

Что это? Кажется, всякий дрянной городишко хочет иметь свой меридиан? Ну, положим, Москва может - первопрестольная столица, а то и у Нижнего меридиан!

Забавные изречения, смехотворные анекдоты, или домашние остроумцы // Отдел рукописей ГПБ им. Салтыкова-Щедрина, ф. 608, № 4435, № 26.

Падение (П. А.) Клейнмихеля во всех городах земли Русской (произвело) самое отрадное впечатление. Не многие заслужили такую огромную и печальную популярность. Низвержению Клейнмихеля радовались словно неожиданному семейному празднику. Я узнал об этом вожделенном событии на Московской железной дороге, на станции, где сменяются поезда. Радости, шуткам, толкам не было конца, но пуще других честил его какой-то ражий и рыжий купец в лисьей шубе.

Да за что вы его так ругаете? - спросил я.- Видно, он вам насолил.

Никак нет! Мы с ним, благодарение Господу, никаких дел не имели. Мы его, Бог миловал, никогда и в глаза не видали.

Так как же вы его браните, а сами-то и не видали.

Да и черта никто не видел, однако ж поделом ему достается. А тут-с разницы никакой.

Кукольник Н. В. Анекдоты // Отдел рукописей Института русской литературы, ф. 371, № 73, л. 11 -12.

В Петербурге, в Гостином дворе, купцы и сидельцы перебегали из лавки в лавку, поздравляли друг друга и толковали по-своему.

Что это вздумалось государю? - спросил кто-то из них.

Простое дело, - отвечал другой. - Времена плохие. Военные дела наши дурно идут. Россия-матушка приуныла. Государь задумался, что тут делать. Чем мне ее, голубушку, развеселить и утешить? Дай прогоню Клейнмихеля...

В этом или том пункте парижских конференций, - сказал кто-то,- должно (найтись?) что-нибудь вредоносное для России.

Само собою разумеется. Союзники в этом пункте требуют уничтожения в России тарифа и восстановления Клейнмихеля...

Кукольник Н. В. Анекдоты // Отдел рукописей Института русской литературы, ф. 371, № 73, л. 12.

Прямая, как стрела, была изначально линия Николаевской железной дороги. Отчего же тогда вдруг она стала кривой? И какую роль сыграл тут палец императора?
Маленькая экспедиция любителей железных дорог пыталась ответить на эти и другие вопросы, призвав в помощь...самого графа Клейнмихеля.

Редкого пассажира судьба ссаживает с электрички на станции Веребье, одной из многих между Окуловкой и Малой Вишерой, что по Октябрьской, бывшей Николаевской, железной дороге. Полюбовавшись местными ракитами с округлыми, будто садовником подстриженными кронами, он, возможно, зашагает по грунтовой дороге в сторону деревни Лескуново и тогда не замедлит очутиться в огромном овраге, пологом и лесистом; речка, прокопавшая его, и дала название станции. Вскоре, однако, путник остановится, пораженный, перед двумя громадными, явно искусственными сооружениями. Странные узкие лбы выпирают из обоих склонов оврага, сравниваясь с ними по высоте и глядя прямо друг на друга. Словно древние пирамиды, они подавляют и хранят тайну: какие племена воздвигли их, каким богам? А узнай любознательный странник, что ось одного капища указывает точно на Санкт-Петербург, а другого на Москву... Не в силах более терзаться догадками, он (автор этих строк) взбегает на загадочную гору и спешит вдоль по ее хребту. Не проходит и пяти минут, как перед ним открывается широкая поляна, где уже дымит костер. Вокруг огня сидят посвященные, а на почетном месте — Александр Сергеевич Никольский. Он — зампред Всероссийского общества любителей железных дорог и руководитель экспедиции по несуществующему ныне отрезку Николаевской дороги. У него и папочка уже раскрыта, он достает оттуда темную фотографию, на которой смутно проглядывает какой-то барельеф.

— В Санкт-Петербурге, — рассказывает Никольский, — на Исаакиевской площади стоит памятник Николаю Первому. Знаменита статуя тем, что вздыбленный конь, на котором восседает император (не путать с Медным всадником), имеет всего две точки опоры. Однако мало кто обращает внимание на фигуры, опоясывающие постамент. А они показывают четыре важнейших события царствования этого монарха. Один из них — на снимке.

И мы разглядываем. Изображен какой-то высоченный мост, по которому резвый паровозик тянет вагончики. Внизу — толпа вельмож с эполетами и аксельбантами. Все смотрят на одного — явно Николая, двое что-то ему разъясняют. Год 1851.
— Год открытия железной дороги из Петербурга в Москву, — продолжает Никольский. — Император, вместе с супругой поехал первым поездом, и в самых примечательных местах выходил. А это сооружение как раз и считалось на трассе самым-самым. Веребьинский мост — 590 метров длины, 53 высоты. Насыпь по берегам реки, вы поняли, — от него, а наша поляна — бывшая станция Веребье — третьего класса. Так вот, когда Николай принимал дорогу, на этом грандиозном мосту случился казус. Поезд, ведомый американской бригадой, взял и забуксовал! Оказалось, рельсы были ржавые, и мастер, желая выслужиться перед государем, покрасил их не только с боков, но и сверху. Понятно, Клейнмихель — он спиной на барельефе — сразу побежал наверх, морду машинисту бить, а иностранцы принялись под колеса песок сыпать. Общими усилиями состав покатил дальше.

— Да, — ввертываю я, — мы по Некрасову только и знаем, что эту дорогу построил русский народ. А вот в Белозерске, на берегу Белого озера, у канала, который огибает весь южный берег, я видел обелиск: «Соорудил Петр Андреевич Клейнмихель». Значит граф и здесь след оставил...
— Клейнмихель, — отзывается Никольский, — был главноуправляющим путями сообщения и общественными зданиями...

Но сам-то Александр Сергеевич, сам Никольский каков! Ведь медиум же он, маг, шаман, я сразу понял. Ведет нас по старой трассе, будто хадж это у него, путешествие по святым местам. И направляет его дух самого графа Клейнмихеля. Чащоба невероятная, уже и не разберешь, где была насыпь, а где выемка. В одном месте бобры засеку устроили, в другом промоину перелезаем, а где-то, по слухам, даже бомба неразорвавшаяся с войны засела. Сухостой, крапива гигантская. Но мы все равно грезим, как пробегали тут, гудя, паровозы, обдавали дымом. А на привале достает наш предводитель заветную тетрадочку, где выписки у него из мемуаров прошлого века:
— Был у Клейнмихеля старый слуга-дворецкий. И вот однажды, при госте, граф говорит ему: «Закрой окно!» А тот и ухом не ведет. Петр Андреевич снова: «Закрой!» Слуга вообще поворачивается и уходит. А граф смотрит на гостя и с восхищением произносит «Каков, каналья!»

Выползаем наконец-то со старой трассы на новую. Торжественно переваливаемся через знаменитую оградительную сетку Октябрьской железной дороги. Но и о гравий бить ноги по жаре немногим слаще.

Привал в красненьком придорожном здании, какие часто видишь на этой магистрали из окна поезда, совершенно разрушенные и разоренные. Что это, старые станции? Нет, бывшие казармы для рабочих-путейцев. Никольский обходит дом и грустнеет: такое запустение! Да, думаем, Клейнмихель тоже бы не одобрил. Садимся за стол в комнате-кузне, качаем рычаг от мехов, которых давно нет.

Конечный наш сегодня рубеж — станция Мстинский мост. Пытались ли вы, читатель, когда-нибудь переходить реку по железнодорожному мосту? Автор пытался. Однажды в Чарджоу пошел по шпалам через свою любимую Аму-Дарью: завернула его стража через сто метров. И вот теперь представьте: мост, вознесшийся высоко над Метою, прямо-таки летит над нею. Какая удобная мишень для террористов! Вот они и появляются — шесть человек в сапогах и защитных куртках, явно вышли из лесу. Это, конечно, мы. Взбираемся по нескончаемой лестнице на насыпь и вслед за Никольским смело шагаем вдоль путей на тот берег. На Александре Сергеевиче — фуражка железнодорожная, а еще для верности — оранжевый жилет. Навстречу, уже на той стороне, встает караульный с винтовкой наперевес. Страшно, конечно, против шести диверсантов. Но лицо каменное, как и положено при исполнении. Обрядовый костюм Никольского, однако, производит требуемое магическое действие. Застыв с ружьем ниже пояса, охранник пропускает всю цепочку. И только когда замыкающий не выдерживает и задает мучащий всех нас вопрос «А пиво-то где здесь?», лицо часового смягчается, а затем принимает уже вполне человеческое, озадаченное выражение.
— А здесь нет, внизу надо было. Что же начальник-то вас ведет, не показывал?

Ох, шаман наш начальник!
Пиво есть. А когда ищем удобное место для отдыха — и чтобы тень, и вид на мост с поездами пробегающими — то обнаруживаем еще нечто. В пристанционном овраге, высовываясь из болотины прутьями своего ограждения-лукошка, являет себя настоящая реликвия. Тендер его величества, что там — божества Паровоза! 70-х годов прошлого века! (Для непосвященных: тендер — это тот ящик на колесах для угля и воды, что цепляется к паровозу. Штыками и топорами освобождаем драгоценность от зарослей кустарников, и судя по тому, сколько внутри грязной йоды (не вытекает!), находка в прекрасном состоянии. Никольский произносит речь перед видеокамерой: возможно, говорит он, тендер именно от того паровоза, который унес жизнь Анны Карениной.

Воодушевленные находкой, уже на электричке возвращаемся в Веребье. В голове звучат строки: «И ровно в ту минуту, как середина между колесами поравнялась с нею, она откинула красный мешочек и, вжав в плечи голову, упала под вагон на руки и легким движением, как бы готовясь тотчас же встать, опустилась на колени».
Достойное завершение дня!

На следующий день нашей маленькой экспедиции предстоит трейнспоттинг. Да еще какой!
Что это такое — трейнспоттинг? Еще одно ужасное иностранное слово. Не пугайтесь и не путайте с армреслингом и бодибилдингом. Трейнспоттинг — это занятие сытых западных дяденек, предпочитающих в свободный часок убежать от супруги на железнодорожную насыпь и засесть там в каком-нибудь живописном месте. Человек терпеливо поджидает поезд, а когда тот появляется, делает фотографию и записывает у себя в книжечке. Допустим: «4.15 из Паддингтона. Опаздывает на три минуты». Потом, с сознанием не зря прожитого дня, наблюдатель идет домой и шлет снимок с отчетом в любимый журнал, издаваемый для просвещенных.

Так вот, в четвертом часу дня по нынешней трассе, по величественной дамбе, которая пересекает веребьинский овраг, промчится несравненный скоростной поезд ЭР-200. Никольский ведет отряд вдоль реки напролом. Пути и в самом деле нет: заросли жуткие, тропинка чуть что исчезает.

Но мы все-таки продираемся и выходим к дамбе. Любуемся поездами, громыхающими высоко над нами. По дощатому балкону смело устремляемся в трубу, под которой течет Веребья. В полутьме журчит вода, стиснутая старым камнем; плиты свода тверды и шершавы. Ласково ощупываем маленькие сталактитики. Наконец устраиваемся под насыпью и ждем.

— Кончился век государя, и кончилась карьера Клейнмихеля, — рассуждает Александр Сергеевич. — Не нужен оказался новому царю такой крепостник. Дамбу эту возвели уже после его смерти, в 1881 году. На Мете тогда деревянный мост меняли на нынешний, железный, а здесь проложили объезд — так вышел на прямой Николаевской дороге заметный крюк. Но иначе участок веребьинского моста был слишком крутой, приходилось постоянно держать наготове паровоз-толкач, который помогал составам идти в гору.
— А история о том, как Николай чертил линию трассы по карте? Что у царя был кривой палец, который выехал за линейку как раз на Веребъе? И государь обвел его, а никто не посмел возразить.
— Просто вымысел. Шли по прямой, потому что топографию будущей трассы не знали.
Использовали петровскую еще просеку-«першпективу».
Чу, гремит — Что делать? Падать ниц? Нет, фотографировать! Его величество ЭР-200 проносится по верху серебристой ракетой. Один только кадр, а насыпь уже пуста. Можно раскупоривать тушенку.
— И все-таки, — возвращается к теме руководитель экспедиции — царь сыграл в строительстве этой дороги огромную роль, и, по справедливости, на Ленинградском вокзале надо было не Ленину ставить памятник, а ему. Весь кабинет государев — сорок министров — проголосовал против того, чтобы ее строить. И тогда Николай сам решил — монаршьей волей. Однако строительство велось неспешно. Но вот однажды на каком-то банкете император оказался лицом к лицу с графом Клейнмихелем. И сразу вспомнил: «Когда построишь?». Тот опешил и тут же брякнул: «Через год!» И построил.

Пешком от нашего лагеря к ближайшей здесь станции Оксочи пройти невозможно: дорога напрочь залита навозом с местной фермы. Сидим, ждем электрички на Веребье...

Что рассказать про день третий? Копаем. Вернее, копают Никольский с миитовцем Леней. Роют, ломая лопаты о древнюю щебенку, профили по верху насыпи. Миитовец Дима бродит с миноискателем. Тем временем трактор подвозит целый прицеп «добрых поселян», в основном женского пола, которые принимаются убирать сено. Наши серьезные археологические работы их вовсе не удивляют.

Оказывается, насыпь очень любима местными жителями. Женщины наперебой хвалят ее, указывая, какая она ровная и прямая, прочная и высокая. Подъезжает «москвичок», и водитель, тоже желая помочь науке, делится старинным преданием. Было-то как — Николай, едучи первым поездом, испугался веребьинского перехода, и состав провели по мосту без государя. А сошел царь именно на том месте, где стоит дом этого автомобилиста. Однако Никольский тут только хмыкает. Что бы сказал Клейнмихель?

Понемногу из-под земли вылезают разные железнодорожные мелочи — костыли, огромные болты с проржавевшими гайками, прокладки для скрепления рельсов. Но самих рельсов, конечно, нет. Внизу, ближе к реке, обнаруживаем остатки мостовых опор, использованных местными жителями на фундаменты домов.

Кажется, что дух графа безмолвно следит за раскопками, но в конце концов не выдерживает и прорываемся в словах Никольского.
Мы ведь все сокрушаемся, что не отыскиваются косточки русские, которые по бокам-то все...
— Действительно, — говорит Александр Сергеевич, — в документах отмечено: собралась раз голодная толпа, потому что не завезли вовремя хлеба и мяса. Заметьте, и мяса! Но хлеб срочно доставили, а с мясом дело разрешилось само собой по причине начавшегося поста. Вот так-то!

Этот последний день завершаем волнующим обрядом. Живой картиной. Участники экспедиции встают под насыпью и представляют в лицах сцену с питерского барельефа. Конечно, Клейнмихеля подобало бы играть Никольскому, но ему все-таки отходит роль государя. Мы тоже хотим, чтобы наш начальник предстал перед историей лицом, а не со спины. По очереди выбегаем из картины и щелкаем затворами.

На следующее утро пути наши разойдутся. Никольский с Леней отправятся в Шушары (это под Питером), в железнодорожный музей. Будут колдовать над грудами старых железок, свезенных туда со всей страны. И кто знает, каких еще духов им удастся вызвать, восстанавливая старые паровозы? Мы же, остальные, на почтово-багажном поездке — а с иными в Веребье туго — едем в Москву. Тендер, ЭР-200, килограммы находок — экспедиция увенчалась успехом, и это не случайно. Граф был с нами.

КЛЕЙНМИХЕЛЬ ПЕТР 1793-1869 Участник войны 1812 и заграничных походов. В 1839 возведен с нисходящим потомством в графское Российской империи достоинство. Генерал от инфантерии (1841). С 1842 главноуправляющий путями сообщения и публичными зданиями. Женат дважды. Первая жена ВАРВАРА АЛЕКСАНДРОВНА КОКОШКИНА. Развод. Вторая жена КЛЕОПАТРА ПЕТРОВНА 1811-1865. От второго брака семь детей:

  • ЕЛИЗАВЕТА по мужу 1833-1896 Урожденная графиня, баронесса. Похоронена в с. Ивня Обоянского уезда
  • АЛЕКСАНДРА 1835-1912, фрейлина, муж ФЕДОР ФЕДОРОВИЧ (ФРИДРИХ) КОЗЕН (умер в 1906),
  • НИКОЛАЙ 1837-1878, генерал-майор, жена МАРИЯ ЭДУАРДОВНА 1846-1931,
  • АЛЕКСАНДР 1837-1956,
  • ВЛАДИМИР 1839-1882, Свиты Е.И.В. генерал-майор, жена княжна ЕКАТЕРИНА ПЕТРОВНА МЕЩЕРСКАЯ (1843-1925, Париж), сын НИКОЛАЙ 1877-1918 служил в Кавалергардском полку, в 1905-1917 богодуховский уездный (Харьковская губерния) предводитель дворянства, расстрелян большевиками,
  • КОНСТАНТИН 1840-1912, егермейстер, первая жена графиня НАТАЛЬЯ ВИКТОРОВНА КАНКРИНА, вторая жена ЕКАТЕРИНА НИКОЛАЕВНА БОГДАНОВА,
  • ОЛЬГА 1845-1920, муж ПЕТР ДМИТРИЕВИЧ 1845-1920,
  • МИХАИЛ 1848-1872, Париж.

  • "Брокгауз и Ефрон":
    Клейнмихель, Петр Андреевич - русский государственный деятель (1793-1869), граф; воспитывался во 2-м спб. кадетском корпусе. Выдвинулся, главным образом, благодаря Аракчееву, при котором состоял адъютантом, а затем начальником штаба военных поселений. В 1826 г. назначен генерал-адъютантом и членом комиссии по составлению Устава пехотной службы. Пользовался особым доверием и расположением императора Николая I. В 1838 г. ему поручена была перестройка Зимнего дворца после пожара, что он и исполнил с замечательной быстротой. По этому случаю была выбита в честь К. золотая медаль с надписью: "Усердие все превозмогает". В начале 1842 г. К. исправлял должность военного министра, а в конце того же года назначен главноуправляющим путями сообщений и публичными зданиями и оставался в этой должности до октября 1855 г. За время управления Клейнмихелем этим ведомством окончен постоянный мост через Неву (Николаевский), выстроено здание нового Эрмитажа, проведена Николаевская железная дорога и проч. Казенные постройки во времена К. возводились быстро, но стоили казне массы денег, а народу - человеческих жертв. По восшествии на престол Александра II, К. был одним из первых деятелей предыдущего царствования, уволенным от должности; он был назначен членом государственного совета, в делах которого почти не принимал участия.

    Граф (с 1839) Пётр Андреевич Клейнмихель (11 декабря (30 ноября) 1793 - 3 февраля 1869) - российский государственный деятель из немецкого рода Клейнмихелей, протеже Аракчеева и беспрекословный исполнитель воли Николая I. В 1842-1855 годах - главноуправляющий путей сообщения и публичных зданий. Курировал строительство Николаевской железной дороги.

    Биография

    Воспитывался во 2-м Петербургском кадетском корпусе, директором которого был его отец А. А. Клейнмихель (1757-1815); мать Анна Францевна Ришар (1769-1833).

    Выдвинулся главным образом благодаря Аракчееву, при котором состоял адъютантом, а затем начальником штаба военных поселений. При нём возникла практика выплаты жалованья служащим неофициальным («серым») порядком. Например, архитектору в военных поселениях могли предложить получать «2000 рублей ассиг. явно, а 1000 инкогнито» при общем заработке 3000 руб. ассигнациями в год. В 1826 году назначен генерал-адъютантом и членом комиссии по составлению Устава пехотной службы.

    Пользовался особым доверием и расположением императора Николая I. В 1838 году ему поручена была перестройка Зимнего дворца после пожара, что он и исполнил с замечательной быстротой, за что был возведён в графское достоинство (1839) и получил шуточное прозвище «Клейнмихель-Дворецкий». Тогда же была выбита в честь Клейнмихеля золотая медаль с надписью: «Усердие все превозмогает».

    В начале 1842 года Клейнмихель, произведённый годом ранее (16.04.1841) в генералы от инфантерии, исполнял должность военного министра, а в конце того же года назначен главноуправляющим путями сообщений и публичными зданиями и оставался в этой должности до октября 1855 года. За время управления Клейнмихелем этим ведомством окончен постоянный мост через Неву, сооружён Николаевский цепной мост через Днепр в Киеве, выстроено здание нового Эрмитажа, проведена Николаевская железная дорога и прочее. В целом казённые постройки во времена Клейнмихеля возводились быстрее, чем ранее, однако возведение храма Христа Спасителя и Исаакиевского собора затянулось на долгие годы.

    Сразу же по восшествии на престол Александра II Клейнмихель был одним из первых деятелей предыдущего царствования, уволенным от должности; он был назначен членом Государственного совета, в делах которого почти не принимал участия. Скончался от отека легких в феврале 1869 года, похоронен под Петербургом в Сергиевой пустыни рядом со второй женой.

    Репутация

    У Клейнмихеля была устойчивая репутация казнокрада и льстеца. Он стремился предоставить исключительное право постройки в России железных дорог министерству путей сообщения, не допуская к этому частных компаний. По словам недоброжелателей, делалось это с целью создания дополнительных препятствий для постройки железных дорог в России вообще. Клейнмихель постоянно доказывал императору, что России железные дороги были вовсе не нужны.

    В общем и целом, те постройки, которые курировались Клейнмихелем, возводились относительно быстро, но обходились казне крайне дорого - подряды давались родственникам либо заинтересованным лицам на выгодных Клейнмихелю, но не выгодных правительству условиях. Например, подряд на поддержание в порядке тракта Москва-Петербург был отдан родственнику Клейнмихеля, при этом современники отмечали, что слишком уж нередки случаи, когда из-за неухоженных дорог и огромных ям опрокидываются дилижансы.

    Постройки Клейнмихеля сопровождались большим количеством смертей среди рабочих, что вызывало к нему всеобщую ненависть. Нередки были бунты рабочих во время постройки железной дороги Петербург-Москва. Граф был «ославлен» поэтом Николаем Некрасовым в стихотворении «Железная дорога», где отмечается, что Николаевскую железную дорогу построил не «граф Пётр Андреич Клейнмихель», а русский народ.

    Семья

    Первая жена (с 1816 года) - Варвара Александровна Кокошкина (ум. 1842), внучка горнозаводчика А. Ф. Турчанинова и сестра петербургского обер-полицмейстера С. А. Кокошкина. По словам К. И. Фишера, брак её с Клейнмихелем был заключен против воли её родителей. Он же (по причине своего физического недостатка) не только не исполнял своего супружеского долга, но и требовал от неё благосклонного приема волокитства Аракчеева. Начались домашние распри, в которых утешал её двоюродный брат Н. М. Булдаков. Из-за жалоб обманутого мужа Булдакову было высочайше запрещено проживать в одном городе с госпожой Клейнмихель; но она сама стала ездить туда, где жил Булдаков. Наконец Клейнмихель, не имевший больше никакого интереса удерживать непокорную супругу, заключил с ней сделку. Она уступила ему свое приданое, а он обязался быть виновником в нарушении брачной верности, и они развелись. Варвара Александровна вышла замуж за Булдакова, впоследствии симбирского губернатора, с которым была очень несчастна.

    Псевдоним, под которым пишет политический деятель Владимир Ильич Ульянов. ... В 1907 г. выступал без успеха кандидатом во 2-ю Государственную думу в Петербурге.

    Алябьев, Александр Александрович , русский композитор-дилетант. … В романсах А. отразился дух времени. Как и тогдашняя русская литература, они сантиментальны, порою слащавы. Большая их часть написана в миноре. Они почти не отличаются от первых романсов Глинки, но последний шагнул далеко вперед, а А. остался на месте и теперь устарел.

    Поганое Идолище (Одолище) - былинный богатырь…

    Педрилло (Пьетро-Мира Pedrillo) - известный шут, неаполитанец, в начале царствования Анны Иоанновны прибывший в Петербург для пения ролей буффа и игры на скрипке в придворной итальянской опере.

    Даль, Владимир Иванович
    Многочисленные повести и рассказы его страдают отсутствием настоящего художественного творчества, глубокого чувства и широкого взгляда на народ и жизнь. Дальше бытовых картинок, схваченных на лету анекдотов, рассказанных своеобразным языком, бойко, живо, с известным юмором, иногда впадающим в манерность и прибауточность, Даль не пошел

    Варламов, Александр Егорович
    Над теорией музыкальной композиции Варламов, по-видимому, совсем не работал и остался при тех скудных познаниях, которые могли быть вынесены им из капеллы, в те времена совсем не заботившейся об общемузыкальном развитии своих питомцев.

    Некрасов Николай Алексеевич
    Ни у кого из больших поэтов наших нет такого количества прямо плохих со всех точек зрения стихов; многие стихотворения он сам завещал не включать в собрание его сочинений. Некрасов не выдержан даже в своих шедеврах: и в них вдруг резнет ухо прозаический, вялый стих.

    Горький, Максим
    По своему происхождению Горький отнюдь не принадлежит к тем отбросам общества, певцом которых он выступил в литературе.

    Жихарев Степан Петрович
    Его трагедия «Артабан» ни печати, ни сцены не увидела, так как, по мнению князя Шаховского и откровенному отзыву самого автора, была смесью чуши с галиматьей.

    Шервуд-Верный Иван Васильевич
    «Шервуд, — пишет один современник, — в обществе, даже петербургском, не назывался иначе, как Шервуд скверный… товарищи по военной службе чуждались его и прозвали его собачьим именем «фиделька».

    Обольянинов Петр Хрисанфович
    …фельдмаршал Каменский публично обозвал его «государственным вором, взяточником, дураком набитым».

    Популярные биографии

    Петр I Толстой Лев Николаевич Екатерина II Романовы Достоевский Федор Михайлович Ломоносов Михаил Васильевич Александр III Суворов Александр Васильевич